Письмо V
«Непосредственное общение» со мною, о котором вы пишете, можно было бы установить лишь при следующих условиях:
1) Встречаться в наших физических телах. Но пока я нахожусь здесь, а вы в своём собственном доме, налицо материальное препятствие для меня.
2) Нам обоим встречаться в наших астральных формах — что потребует вашего «выхода» из физического тела, так же как и оставления мною моего. Духовное препятствие к этому имеется с вашей стороны.
3) Если бы вы могли слышать мой голос внутри или рядом с собой — как «старая леди»*. Это было бы осуществимо одним из двух способов: а) если бы мои Старшие дали мне разрешение подготовить необходимые для этого условия, — но в настоящее время они в этом отказывают; или б) если бы вы слышали мой голос, т.е. мой естественный голос, безо всякого психофизиологического тамаша* с моей стороны (чем мы, опять-таки, часто пользуемся между собою). Но для того не только нужно, чтоб духовные чувства были сверхобычно открыты, но и сам человек должен овладеть великою тайною — ещё не открытою наукой, — как упразднять, так сказать, все препятствия пространства; как нейтрализовать на это время естественную преграду из промежуточных воздушных частиц и заставить волны ударяться в ухо отражёнными звуками или эхо. О последнем вы знаете сейчас лишь столько, чтоб отнестись к этому как к ненаучной нелепости.
Ваши физики, не овладевшие до сих пор акустикой в этом направлении далее совершенного(?) знания колебаний звучащих тел и отражения звука, распространяющегося по трубам, могут с усмешкой спросить: «Где же ваши бесконечно продолженные, резонирующие тела — для передачи на расстояние вибраций голоса?» Мы отвечаем: наши трубы хотя и невидимы, но неразрушимы и гораздо более совершенны, нежели трубы современных физиков, у которых быстрота передачи механической силы по воздуху представлена скоростью в 1100 футов в секунду, и не более того — если не ошибаюсь. Но разве не могут существовать люди, которые нашли более совершенные и скорые способы передачи, будучи несколько лучше знакомы с оккультными силами воздуха (Акаши) и имеющие, кроме того, более совершенное представление о звуке? Но об этом мы побеседуем позже.
Имеется ещё более значительное неудобство: почти непреодолимое препятствие — пока, и с ним я должен считаться постоянно, даже когда всего-навсего письменно общаюсь с вами, — простая вещь, доступная каждому смертному. Это моя полная неспособность передать вам смысл моих объяснений даже относительно физических явлений, не говоря уже о духовных основах. Упоминаю об этом не впервые. Это равносильно тому, как если бы ребёнок попросил меня преподать ему глубочайшие задачи Евклида, когда он ещё даже и не приступал к изучению элементарных правил арифметики. Только продвижение в изучении Тайной науки от её элементарных основ — приводит человека постепенно к пониманию нашей мысли. Только этот путь, укрепляя и утончая таинственные связи душевного родства между разумными людьми — временно разобщёнными частицами вселенской, Космической Души, — приводит их к полному соответствию. Когда оно устанавливается, только тогда эти пробуждённые связи родства, воистину, послужат соединению человека с тем, что за недостатком европейского научного выражения, более подходящего для передачи этой мысли, я опять-таки вынужден описать как динамическую цепь, которая связывает материальный мир с Нематериальным Космосом, — Прошедшее, Настоящее и Будущее, — и ускорят его восприимчивость настолько, чтоб он мог ясно постигать всё не только материальное, но также и духовное. Меня даже охватывает возмущение от необходимости употреблять эти три неуклюжих, грубых слова: прошедшее, настоящее и будущее! Жалкие определения объективных фаз Субъективного Целого — они пригодны для этого не больше, чем топор для тонкой резьбы.
О мой бедный, разочарованный друг, о если бы вы уже настолько продвинулись на Пути, что эта простая передача мыслей не была бы затруднена условиями материи, а слиянию вашего ума с нашим не препятствовала бы его привнесённая неподатливость! Такова, к несчастью, наследственная и самоприобретаемая грубость западного ума; и сами слова, служащие для выражения современной мысли, так мощно развились в русле практического материализма, что сейчас почти невозможно ни им понять нас, ни нам объяснить им на их собственных языках что-либо касающееся этой тончайшей и, по всей видимости, идеальной механики Оккультного Космоса.
Как мне научить вас читать и писать или даже просто понимать язык, ощутимый алфавит которого, или слова, доступные вашему уху, до сих пор не изобретены! Как могли бы феномены нашей современной науки об электричестве быть объяснены, скажем, греческому философу времён Птолемея, если бы он внезапно был возвращён к жизни, — при той непреодолимой hiatus* в открытиях, которая обнаружилась бы между его временем и нашим? Разве не были бы для него уже сами технические термины непонятным жаргоном, абракадаброй бессмысленных звуков, а все приборы и применяемая аппаратура — «сверхъестественными» чудищами?
А предположим, на одно мгновение, что я стал бы описывать вам оттенки тех цветных лучей, которые лежат за так называемым «видимым спектром», — лучей, невидимых для всех, за исключением очень немногих, даже среди нас, — чтоб объяснить, как можем мы фиксировать в пространстве любой из этих так называемых субъективных или дополнительных цветов — который есть, сверх того, комплемент* (выражаясь математически) всякого другого данного цвета дихроматического тела (одно это звучит нелепостью). Неужели вы думаете, что вы смогли бы уразуметь их оптическое воздействие или даже вообще, что́ я имею в виду? А так как вы их не видите (эти лучи) и не можете знать их, и пока что не имеете для них научного названия, то, если бы я сказал вам: «Мой любезный друг, не удаляясь от вашего письменного стола, пожалуйста, постарайтесь отыскать и воспроизвести перед вашими глазами весь солнечный спектр, разложенный на четырнадцать призматических цветов (семь из них комплементы), ибо лишь с помощью этого оккультного света вы можете видеть меня на расстоянии, как я вижу вас»... — как вы думаете, каков был бы ваш ответ? что бы вы должны были ответить?
Не вполне ли вероятно, что вы возразили бы мне, что поскольку никогда не бывало более семи (теперь — три) основных цветов, которые, к тому же, никогда ещё никаким известным физическим способом не удавалось разложить более чем на семь призматических оттенков, — то моё предложение так же «ненаучно», как и «нелепо»? Прибавив, что моё предложение поискать воображаемый солнечный «комплемент» отнюдь не служит комплиментом вашему знанию физической науки — и что мне, быть может, лучше отправиться поискать мои мифические «дихроматические» и солнечные «па́ры» в Тибете, ибо современная наука до сих пор была бессильна подвести под какую-либо теорию даже такое простое явление, как цвет всех таких дихроматических тел. И тем не менее — поистине — эти цвета вполне объективны!
Итак, вы видите, какие непреодолимые трудности встают на пути достижения не только Абсолютного, но даже начального знания в Оккультной Науке — для человека в вашем положении. Каким образом могли бы вы объясняться с теми полуразумными Силами (на самом же деле — приказывать им), чьё общение с нами происходит не с помощью произносимых слов, но через звук и цвет, во взаимосвязи их вибраций? Ибо звук, свет и цвета — главные факторы в формировании этих степеней Разума, этих сущностей, о самом существовании которых вы и представления не имеете и в которых вам не разрешается верить; атеисты и христиане, материалисты и спиритуалисты — все выдвигают свои доводы против подобного верования, наука же возражает решительней их всех против подобного «унизительного суеверия»!
Таким образом, поскольку они не могут одним прыжком перескочить пограничный вал и достичь вершин Вечности; и поскольку мы не можем взять дикаря из центральной Африки и заставить его сразу понять Начала Ньютона или Социологию Герберта Спенсера*, или же заставить неграмотного ребёнка написать новую Илиаду на ахейском древнегреческом, или же заставить заурядного живописца написать виды Сатурна или сделать наброски обитателей Арктура, — по причине всего этого само наше существование отрицается! Да, — по этой же причине верующие в нас объявлены обманщиками и сумасшедшими, и сама наука, ведущая к высшему назначению высочайшего знания, к истинному вкушению от Древа Жизни и Мудрости, — осмеяна как дикий полёт фантазии!
Не забудьте то, что я однажды вам написал о тех, кто углубляется в изучение оккультных наук: тот, кто это делает, «должен или достичь цели или погибнуть. Будучи достаточно продвинутым на пути к великому Знанию, начать сомневаться — значит рисковать умопомешательством; полностью остановиться — значит рухнуть; отступить — значит лететь вниз головой в пропасть». Не бойтесь — если вы искренни, а это именно так — сейчас. Уверены ли вы в такой же мере в себе в отношении будущего?
Я надеюсь, что по крайней мере вы поймёте, что мы (или большинство из нас) далеко не те бессердечные, морально высохшие мумии, какими нас кто-то бы хотел представить. «Меджнур»* очень хорош на своём месте — как идеальный герой захватывающей и во многих отношениях правдивой повести. И всё же, поверьте мне, мало кто из нас захотел бы играть в жизни роль засушенной фиалки между страницами тома торжественной поэзии. Мы, может быть, и не совсем «парни» (цитируя одно неуместное выражение в отношении нас), однако ни на одной из наших ступеней мы не походим на сурового героя романа Бульвера.
Хотя благоприятные условия для наблюдений, обеспечиваемые некоторым из нас нашим положением, несомненно дают бо́льшую широту взгляда и более ярко выраженную и беспристрастную, как и более широко простирающуюся человечность — ибо мы можем справедливо утверждать, что это и есть «дело „магии“ — очеловечить нашу натуру состраданием» ко всему человеческому роду, как и ко всем живым существам, вместо того чтобы сосредоточиваться на одной избранной расе и ограничивать ею наше расположение, — всё же лишь немногие из нас (за исключением тех, кто достиг конечного отрицания — Мокши*) в состоянии настолько освободиться от влияния наших земных связей, чтобы не быть затрагиваемыми в той или иной степени высшими радостями, душевными переживаниями и интересами обычного человечества.
До тех пор, пока конечное раскрепощение не поглотит эго, оно должно осознавать чистейшие симпатии, вызываемые эстетическими воздействиями высокого искусства; его наиболее нежные струны должны отвечать на призыв наиболее святых и благородных человеческих привязанностей.
Конечно, чем ближе к освобождению, тем меньше этому места, пока наконец, венчая всё, человеческие и чисто индивидуальные личные чувства — кровные узы и дружба, патриотизм и расовое предпочтение — всё это не исчезнет, чтобы слиться в одно общее чувство, единственное истинное и святое, единственное бескорыстное и Вечное — Любовь, Огромную Любовь к человечеству как единому Целому! Ибо именно «Человечество» и есть великая Сирота, единственная обездоленная на этой Земле, мой друг. И долг каждого человека, способного на бескорыстное побуждение, сделать что-либо, хотя бы даже самое малое, для общего блага.
- Оглавление
- От редакции
- Предисловие. Искандер Ханум
- От издательства. [1925]
- Письмо I
- Письмо II
- Письмо III
- Письмо IV
- Письмо V
- Письмо VI
- Письмо VII
- Письмо VIII
- Письмо IX
- Письмо X
- Письмо XI
- Письмо XII
- Письмо XIII
- Письмо XIV
- Письмо XV
- Письмо XVI
- Письмо XVII
- Письмо XVIII
- Письмо XIX
- Письмо XX
- Письмо XXI
- Письмо XXII
- Письмо XXIII
- Письмо XXIV
- Письмо XXV
- Письмо XXVI
- Письмо XXVII
- Послесловие к четвёртому изданию
- Примечания
Примечания к письму V
Письмо V
...«старая леди» — так корреспонденты Махатм называли Е.П.Блаватскую.
Тамаша (хинди) — спектакль, представление.
hiatus (лат.) — глубокая (зияющая) пропасть.
Комплемент — дополнение (в математике).
Спенсер, Герберт (1820–1903) — английский философ и социолог, один из основоположников позитивизма. См. примеч. к письму III: Позитивист — последователь позитивизма, согласно которому подлинное знание основывается исключительно на достижениях физических, или «позитивных», наук.
Меджнур — адепт из широко известного на Западе романа Бульвера-Литтона Занони (1842).
Мокша (санскр.) — освобождение в индуизме, почти то же, что Нирвана в буддизме.