Е.П.Блаватская в Одессе весной 1871 г.

Лучше идти ночною тропинкою, положась на Вожатого,
нежели искать путь во тьме.
Мои дети, ядовитые времена пройдут, но вы, сохранённые,
войдёте новою дорогою в Новый Мир.
Листы Сада Мории I, 122

Е.П.Блаватская в Одессе весной 1871 г.

*
* *

• Е.П.Блаватская как очевидец антиеврейского бунта в Одессе
• Выдержки из писем Н.А.Фадеевой к Е.П.Блаватской 1877 г.
• «Смех и горе» Н.С.Лескова (1871), гл. 91; история публикации
• Краткие сведения об одесском бунте 1871 г.
• Первый приезд Е.П.Блаватской в Одессу в 1870-е гг.
• О сроках
• Почему в «Воспоминаниях о Ростиславе Фадееве» и «Воспоминаниях А.М.Фадеева» не упоминается Е.П.Блаватская
• Почему в первой биографии Е.П.Б. не было про одесский погром
• Дядя и тётушки Е.П.Блаватской в 1864–73 гг.
• Одесский адрес семейства в 1871 г.
• Почему адресат одесского письма Е.П.Блаватской (26.12.1872) оказался не тот
• Вместо заключения
• Примечания

*
* *

Первоначально этот материал планировался как третья часть заметок с анализом архивного дела Е.П.Блаватской (1873). Недоставало ответа на вопрос, почему Е.П.Блаватская в полной уверенности адресовала своё одесское письмо (26.12.1872) лицу, в чью компетенцию в тот период подобные дела не входили. Этот поиск, однако, привёл к результатам, изложение которых заслуживает самостоятельной статьи, которая и предлагается вашему вниманию.

Е.П.Блаватская как очевидец антиеврейского бунта в Одессе

Начнём с цитаты из статьи Е.П.Блаватской «Евреи в России», написанной 24 сентября 1877 г. и опубликованной на следующий день в нью-йоркской газете The World:

«В 1870 г., во время бунта в Одессе, происшедшего из-за того, что несколько еврейских мальчишек кидались грязью в церковь на Пасхальную ночь, и который продолжался больше недели, русские солдаты застрелили и закололи двенадцать российских христиан и ни одного иудея; в то время как — а я говорю как очевидец — более двухсот бунтовщиков были публично высечены по приказу генерал-губернатора Коцебу, ни один из коих не был евреем».^[1]

В биографической литературе о жизни Е.П.Блаватской об этом её публичном утверждении никогда не упоминают, хотя исследователи не могли его не заметить – как после выхода в свет первого тома собрания её сочинений^[2], так и в процессе его подготовки к печати. Проблема, очевидно, состояла в том, что в указанном в статье 1870 году, так же как и во время последнего пребывания Е.П.Блаватской в Одессе в 1872–73 гг., бунтов там не наблюдалось. К тому же, за исключением этой статьи, ни она сама, ни её близкие в публикациях и переписке с теософами никогда про подобный бунт не говорили. В такой ситуации найти убедительное объяснение её словам было сложно, да и с теософией этот вопрос напрямую не связан. В настоящей статье мы стремились эту загадку разгадать.

Выдержки из писем Н.А.Фадеевой к Е.П.Блаватской 1877 г.

Несколько выдержек из одесских писем 1877 г. Надежды А.Фадеевой к Е.П.Блаватской безоговорочно подтверждают достоверность этого свидетельства Е.П.Б., но только в них не обозначен год, когда происходили эти события. Что же касается правильной даты, то она однозначно устанавливается при обращении к другим источникам. Подлинники этих писем Н.А.Фадеевой хранятся в архиве ТО (Адьяр) и в полном объёме до сих пор не публиковались, однако их копии были переданы нам при подготовке русского издания биографии С.Крэнстон и К.Уильямс «Е.П.Блаватская: Жизнь и творчество основательницы современного теософского движения»^[3].

Напомним, что Надежда, тётушка Елены двумя годами старше неё, была её ближайшей подругой с раннего детства. В середине 1840-х гг. большое семейство Фадеевых-Витте по приглашению князя М.С.Воронцова, наместника Кавказского, перебралось в Тифлис, где с 1848 г. нанимало большой дом покойного князя А.Г.Чавчавадзе неподалёку от дворца наместника.^[4] Летом 1867 г. скончался глава семейства тайный советник Андрей Михайлович Фадеев (1789–1867), переживший на семь лет свою жену, а следующей весной неожиданно умер его зять Ю.Ф.Витте. Оставшись без кормильцев, только что овдовевшая Екатерина Витте с двумя девочками и её младшая сестра Надежда Фадеева в середине 1868 года, благодаря помощи своего брата генерал-майора Ростислава Фадеева, перебрались из Тифлиса на жительство в Одессу.

В сохранившихся письмах Н.А.Фадеевой к Е.П.Блаватской она четырежды касается повести Н.С.Лескова «Смех и горе», что имеет самое прямое отношение к нашей теме. Приведём эти фрагменты с краткими пояснениями. В апреле 1877 г. Россия вступила в войну с Турцией и победно завершила её в начале 1878 г. В Одессе даты писем указывались по старому стилю, в Америке всё датировалось по новому стилю (на 12 суток вперёд в XIX веке).

«Посылаю тебе книжку “Смех и горе” Лескова, чтобы несколько отвлечь тебя от военной экзальтации. Давно я хотела послать её тебе. Ничего в ней нет особенного, но курьёзная книжонка, напомнит тебе матушку Россию с иных её смехотворных сторон и наверно заставит посмеяться. Самое в ней курьёзное — это конец, и именно для этого конца я и хочу, чтоб ты её прочитала, он тебе напомнит сцены, которых мы с тобой были свидетельницами. Только ты не забегай вперёд, не смей в него заглядывать, пока не дочитаешь, а читай последовательно. Ты так скоро читаешь, что часа в три прочитаешь всю книжку. Смотри же, не заглядывай вперёд.
Сегодня мы уезжаем в Вену. Надеюсь, Бог даст благополучно съездить и скоро вернуться» (10.08.1877).

Получила ли Е.П.Блаватская к тому времени, когда была написана её статья (24 сентября 1877 г., по старому стилю 12 сентября), не только это письмо, но и посланную книжку сказать трудно. Принципиально это ничего не меняет, поскольку, как мы увидим ниже, генерал Р.А.Фадеев прислал эту книгу в Одессу в холодный сезон 1872/73 гг. и Е.П.Блаватская тогда же её прочла.

«Теперь я воротилась, и наша в высшей степени интересная для меня переписка пойдёт аккуратно, по-прежнему. Получила ли ты “Смех и горе”, прочитала ли, и как понравился конец?» (ок. 24.09.1877, приписка).


«Отчего ты ни за что мне не хочешь отвечать, получила ли ты книжицу “Горе и смех” Лескова, которую я послала тебе ещё в начале августа? Я спрашивала тебя раз десять, а ты всё об ней ни гугу. Ты, пожалуйста, не подумай, чтоб я спрашивала для того, чтоб ты меня благодарила за неё, как всегда благодаришь за всякую глупость,– вовсе не за что, а мне хотелось, чтоб ты прочитала, конец очень курьёзный, об одесском жидовском бунте, которого мы с тобой были личными свидетелями» (06.12.1877).

Причины возникшего недоразумения окончательно проясняются в следующем письме и отчасти вызваны пропажей некоторых писем с обеих сторон. В названии повести Лескова порядок слов иной. В выражении «жидовский бунт» первое слово синонимично «еврейский» и не имеет негативной окраски, которую оно приобрело по прошествии нескольких лет. После убийства Александра II в 1881 г. по России прокатилась волна антиеврейских бунтов, и в дальнейшем за такими событиями закрепилось название (анти)еврейских погромов.

«Какие, однако, я делаю невообразимые глупости, так это просто ни с чем не сообразно! Я готова думать, что я выживаю из ума или положительно рехнулась. ‹…› послала тебе “Смех и горе”, которое Ростислав прислал из Петербурга ещё при тебе, и ты его читала и хотела переводить, и теперь, когда ты мне это написала, я всё это очень хорошо помню, а тогда я вообразила, что книжка вышла уже после твоего отъезда, и так как я сначала её долго не читала и прочитала только недавно, мне она показалась курьёзной и мне хотелось удивить тебя её концом с одесским сечением, я её и препроводила к тебе, а потом начала приставать к тебе как банный лист: получила ли ты её, прочитала ли ты её, как понравился тебе конец её – конец, главное конец, мне, вишь, приспичило знать, как ты нашла конец её и отчего ты не отвечаешь мне на это! Ведь чистое умопомрачение! Ведь находят же на человека такие затмения. Как, я думаю, ты удивлялась и не знала, как от меня отвязаться. ‹…› А твоё письмо, где ты пишешь, что получила её и читала, я точно не получала и не знаю, куда оно девалось. Не думаю чтобы наши письма перехватывали, однако оно пропало, так же как и моё письмо к тебе; это действительно крайне неприятно, и не знаю, как этому помочь, если будет случаться в будущем. Может, по небрежности почты» (22.12.1877).

«Смех и горе» Н.С.Лескова (1871), гл. 91; история публикации

Обратимся теперь к самой повести Н.С.Лескова. Она построена как рассказ племянника о своём дяде и содержит 92 главы, последняя из которых состоит из одного предложения. Н.А.Фадеева имеет в виду предпоследнюю 91-ю главу. Приводим её с небольшими пропусками:

‹…› дядя мой не появлялся в своё жилище. Оказалось, что с перепугу, что его ловят и преследуют на суровом севере, он ударился удирать на чужбину через наш тёплый юг, но здесь с ним тоже случилась маленькая неприятность, не совсем удобная в его почтенные годы: на сих днях я получил уведомление, что его какой-то армейский капитан невзначай выпорол на улице, в Одессе, во время недавних сражений греков с жидами, и добродетельный [дядя] столь удивился этой странной неожиданности, что, возвратясь выпоротый к себе в номер, благополучно скончался "естественною смертью”, оставив на столе билет на пароход, с которым должен был уехать за границу вечером того самого дня, когда пехотный капитан высек его на тротуаре, неподалёку от здания новой судебной палаты.

‹…› многострадальный дядя мой ‹…› в доставленном мне посмертном письме начертал слабою рукою: "Извини, любезный друг и племянник, что пишу тебе весьма плохо, ибо пишу лёжа на животе, так как другой позиции в ожидании смерти приспособить себе не могу, благодаря скорострельному капитану, который жестоко зарядил меня с казённой части. Но находясь в сём положении за жидов и греков, которых не имел чести познать до этого приятного случая, я утешаюсь хоть тем, что умираю выпоротый всё-таки самими моими соотчичами и тем кончаю с милой родиной все мои счёты ‹…›”.

«Смех и горе» Н.С.Лескова увидело свет в январе–мае 1871 г. в «Современной летописи» (№ 1–3, 8–16 (10 мая)), еженедельном приложении к «Русскому вестнику», причём Одесса в повести не упоминалась. Переделанный конец был послан автором издателю 7 мая 1871 г. и вошёл в первое отдельное издание повести (июнь 1871 г.). Стоит обратить внимание, что названия обеих «сражавшихся» народностей (с представителями которых дядя рассказчика, по его словам, в жизни не пересекался) упомянуты дважды и, конечно же, в совершенно корректном в то время виде.

Краткие сведения об одесском бунте 1871 г.

В примечаниях к тому 3 сочинений Н.С.Лескова 1957 г. читаем: «С 1 по 3 апреля 1871 года в Одессе происходил еврейский погром, сопровождавшийся разрушением домов, грабежом и избиениями евреев. Погром происходил при явном попустительстве властей, когда же появились войска, то погром прекратился и началась расправа, о которой очевидец сообщает следующее: "До стрельбы не дошло, но, как известно, волнение утихло, как только толпа заметила энергический отпор со стороны солдат. Много при этом произведено было арестов, и власти немедленно принялись сечь арестованных. Секли на площади при огромном стечении народа, секли каждого захваченного в то время, причём, конечно, разбирать было некогда" (И.Чацкий. Из Одессы. "Современная летопись", № 14, от 26 апреля 1871 года). Эта статья могла подсказать Лескову концовку его повести».^[5]

Православная Пасха в 1871 году пришлась на 28 марта.

В разных описаниях тех дней подробности и даты слегка разнятся – в зависимости, в частности, от того, на чём было сосредоточено внимание авторов. Приведём ещё две выдержки.

«Одесский погром 1871 года развивался по привычному сценарию: беспорядки вспыхнули на Страстной неделе, 28 марта, и продолжались до 1 апреля. Всё, кроме этого костяка событий, гораздо менее определённо. Официальный отчет 1871 года содержится в донесениях новороссийского и бессарабского генерал-губернатора П.Е.Коцебу, направленных в Министерство внутренних дел. 30 марта 1871 года, в самый разгар погрома, Коцебу сообщил, что в беспорядки разрослись традиционные стычки между евреями и греками, происходившие на Страстной неделе. Они приняли больший размах, когда к грекам присоединились русские, подогреваемые религиозной ненавистью».^[6]

Как видим, в переписке Е.П.Блаватской с её тетушкой нет ни малейших признаков того, что здесь мог скрываться какой-то розыгрыш. Сложно не поверить им обеим и не согласиться с тем, что они обе находились в Одессе во время одесского бунта (погрома) 1871 года, на Пасхальной неделе, и вместе наблюдали заключительные сцены этой драмы. По-видимому, им самим ничего при этом не угрожало, но о своих впечатлениях от публичной экзекуции обе они не забыли и через шесть лет.

Попутно лишний раз подтверждается тот факт, на который сама Е.П.Б. указывала неоднократно: точность в датировке событий своей жизни, со времени которых минуло хотя бы несколько лет, никогда не была её сильной стороной.

Первый приезд Е.П.Блаватской в Одессу в 1870-е гг.

О сроках

О том, как долго тогда Е.П.Блаватская пробыла в Одессе, пока можно сказать не много.

Понятно, что уехала она оттуда где-то между серединой апреля и началом июня (ст. стиль) 1871 г., поскольку пассажирский пароход «Эвномия», на котором она держала путь в Александрию, направляясь из греческого порта Пирей в Нафплион на Пелопоннесе, взорвался 21 июня (нов. стиль) 1871 г. в виду острова Спеце.^[8]

Что же касается её приезда, то прежде всего необходимо разобраться с цитатой из её одесского письма (26.12.1872), подлинность которого после наших статей 2017 г.^[9] и 2022 г.^[10] и графологических экспертиз этого документа (см. прим.3 в последней статье) никто публично не оспаривал.

Тут надо выяснить, что имела в виду Е.П.Блаватская, употребив выражение «в прошлом году». Происходило ли это после закрытия каирского Спиритического общества (уже подробно описанного в письме), т.е. не ранее второго квартала 1872 г., или же всё сказанное имело место годом раньше, когда этого общества ещё не было, а Е.П.Блаватская впервые после Кавказа навестила родных в Одессе (что показано выше)?

Как свидетельствует интернет, в наши дни, когда различные компании в конце года подводят итоги своей деятельности, они именуют отчётный период как «прошедший», «минувший» или «прошлый» год, которому предшествовал год «предыдущий». Наряду с этим нередко отмечают конец «этого» года, а «прошлым» называют бывший перед ним.

Исходя из внутренней логики одесского письма Е.П.Блаватской, а также того, что известно о незавидных условиях её жизни в Александрии и Каире осенью 1871 г., сразу после летнего кораблекрушения, не остаётся никаких сомнений, что в этой цитате говорится о происходившем в 1872 году. Иначе Е.П.Блаватская должна была как-то пояснить причины столь необычного предложения Мустафа-паши, а также своей уверенности в его исполнимости – причём за год до начала каирских «спиритических» сеансов в начале 1872 года.

Соответственно, раз предложение Мустафа-паши относится к 1872 году, это не помогает уточнить время приезда Е.П.Блаватской в Одессу годом с лишним ранее. Вместе с тем известны границы, в пределах которых это произощло. С одной стороны, это 7 ноября, когда Н.А.Фадеева феноменальным образом получила письмо от Махатм, самое раннее из нам известных, где сообщалось, что с Е.П.Блаватской всё в порядке и что она вернётся к родным прежде, чем взойдут 18 новых лун.^[12] А с другой стороны, как показано выше, это Пасха 1871 г.

Если, как считается, письмо Махатм пришло к Н.А.Фадеевой в 1870 г.^[13], то за весь этот промежуток не взошли и 6 новых лун, что, конечно, не может не вызывать определённые вопросы. В то же время срок до появления Е.П.Блаватской в Одессе в 1872 г.– будь то «где-то в июле»^[14] а то и вовсе в конце года^[15],– заметно превосходит «18 новых лун». Представляется, что если бы последнее обстоятельство публично обсуждалось, то пребывание Е.П.Блаватской весной 1871 г. в Одессе могло бы обнаружиться гораздо раньше.

Почему в «Воспоминаниях о Ростиславе Фадееве» и «Воспоминаниях А.М.Фадеева» не упоминается Е.П.Блаватская

Некоторые подробности первого визита Е.П.Блаватской в Одессу можно узнать из «Воспоминаний о Ростиславе Фадееве» Надежды Андреевны Фадеевой. В 1889 г. увидело свет собрание сочинений генерал-майора Р.А.Фадеева (1824–1883) в трёх томах^[16], и эти воспоминания были в первом томе^[17]. Вслед за тем впервые увидели свет «Воспоминания Андрея Михайловича Фадеева, 1790–1867 гг.», которые тщательно редактировала, опять-таки, Надежда Фадеева.^[18] В обеих публикациях нет ни слова о Е.П.Блаватской. Мы полагаем, что какие-то свидетельства о ней, вероятно не самые одобрительные, непременно присутствовали в рукописи её деда А.М.Фадеева. На склоне лет ему не было нужды замалчивать существование непредсказуемой старшей внучки и обходить молчанием некоторые связанные с ней семейные истории, где ему пришлось принимать непростые решения. Что касается воспоминаний Надежды о брате, то если они складывались в первые два года после смерти Р.А.Фадеева (свидетельствами на этот счёт мы, увы, не располагаем), то и там первоначально могла упоминаться Е.П.Блаватская, особенно при описании его пребывания в Одессе в 1870–72 гг. Однако в итоге Надежда, несмотря на свою внутреннюю близость с Е.П.Б., предпочла опустить её имя в обоих изданиях, дабы при их обсуждении никоим образом не всплывал скандальный отчёт Общества психических исследований (ОПИ) в Лондоне (1885), объявивший, что г-жа Блаватская «заслуживает того, чтобы войти в историю в качестве одной из самых искусных, изобретательных и интересных мошенниц». Несостоятельность этого отчёта признало в итоге и само ОПИ, которому потребовалось для того целых 100 лет.^[19] А.П.Синнетту, выпустившему в 1886 г. первую биографическую книгу о Е.П.Б.^[20], про её пребывание в Одессе в 1871 г. не говорили ни Е.П.Б., ни сама Надежда, ни Вера Желиховская, и это тоже могло сыграть свою роль при публикации воспоминаний Надежды о брате-генерале.

Почему в первой биографии Е.П.Б. не сказано про одесский погром

Ответ здесь очень простой: А.П.Синнетт об этом не знал. Почему не знал? – Потому что он не был знаком с публикацией Е.П.Б. 1877 г. в нью-йоркской газете The World, которая процитирована в начале этой статьи. В противном случае он непременно спросил бы Е.П.Б. об этом эпизоде, и из её ответа мы узнали бы какие-то дополнительные подробности. Надо учитывать, что сестра её Вера Желиховская в конце 60-х и 70-е годы проживала в Тифлисе, не в Одессе, и, занятая семейными делами, располагала весьма расплывчатыми сведениями о её перемещениях после Тифлиса в 1865 г. и до Египта в 1872 г. Не будем также забывать, что сама Е.П.Б. и её родные отнюдь не стремились к тому, чтобы жизнь Е.П.Блаватской до основания Теософского общества в 1875 г. предстала в английской книге как можно полней. Как показывает статья 1877 г., у Е.П.Б., не было установки держать в тайне своё пребывание в Одессе во время погрома, однако прямого отношения к теософии это не имело и Синнетт её про это не спрашивал. Можно ещё заметить, что нахождение Блаватской в Одессе в 1870 году, с которым она связывала этот погром, никак не вписывалось в картину тех лет, сложившуюся у Синнетта по рассказам её родных и её самой и в общем сохраняющуюся до настоящего времени.

Дядя и тётушки Е.П.Блаватской в 1864–73 гг.

Ростислав Андреевич Фадеев прошёл путь от прапорщика до генерал-майора (1864), принимая участие в военных действиях России на Кавказе с января 1851 г. до полного его покорения в 1864 г. Статьи Р.А.Фадеева «Письма с Кавказа», посвящённые этому событию, печатались в «Московских ведомостях» в 1864 и 1865 гг. и сразу вышли отдельной книгой^[21]. К тому времени он уже был автором труда «Шестьдесят лет Кавказской войны», написанного по поручению главнокомандующего Кавказской армией и наместника на Кавказе в 1856–62 гг. князя А.И.Барятинского и изданного в 1860 г. штабом кавказской армии.

«В январе 1865 он взял отпуск на несколько месяцев и объездил почти всю Европу. ‹…› На возвратном пути он заехал в Петербург, в Москву, и к осени возвратился в Тифлис ‹…›. По переезде в Тифлис Фадеев занялся составлением своих [военно-политических] проектов ‹…›».^[22] В 1868 г. вышла печатавшаяся в 1867 г. в «Русском вестнике»^[23] его книга «Вооружённые силы России»^[24], переведённая на многие европейские языки.

В справочнике «Список генералам по старшинству. Исправлено по ‹число› 18..г.», который выходил несколько раз в год, генерал-майор Р.А.Фадеев значился состоящим по армейской пехоте: сначала при Кавказской армии (включая «…по 5 апр. 1868 г.»), а затем при Министерстве внутренних дел («…по 12 февр. 1869 г.»).

Согласно ежегоднику «Адрес-календарь. Общая роспись начальствующих и прочих должностных лиц по всем управлениям в Российской Империи на 1870 год», генерал Р.А.Фадеев состоял при МВД (ч.1, с.368). В дальнейшем он в этих ежегодниках не фигурировал, нет его имени и в «Списке генералам…» от «…по 1 марта 1871 г.» до «…по 1 апр. 1880 г.», после чего оно присутствует. Судя по всему, его отставка произошла в первой половине 1870 г.

Дальнейший рассказ Н.А.Фадеевой непосредственно связан с темой настоящей статьи. «Летом 1870 года Ростислав Андреевич приехал в Одессу к сёстрам, с которыми не видался почти два года. ‹…› Фадеев прожил с сёстрами более года. Время у него не пропадало даром; с небольшими перерывами он занимался почти по целым дням ‹…›. Лишь изредка он ходил прогуляться, перед обедом. После обеда опять садился за работу до полуночи. И только ночью выходил ужинать и беседовать до поздней ночи. Если не было гостей и старшая сестра с детьми уходила спать, он брался за книги и громко читал другой сестре, которая очень любила слушать его чтение. ‹…› С утра опять садился работать. Писал он тогда не для печати, а деловые докладные записки по военным и государственным вопросам, которым посвятил много лет своей жизни. В квартире его сестёр на этот раз не было удобной для него комнаты, и он нанимал себе комнату в 3-м этаже ближайшего дома. И в этой комнате, так же как и в скромном номере петербургской гостиницы, его беспрестанно навещали значительные лица, учёные, профессора, заслуженные генералы, которые не затруднялись неудобной лестницей, чтобы в маленькой комнате побеседовать по душе. Особенно часто у него бывали граф Лидерс и генерал Бутурлин^[33]. Иногда посещал его и граф Коцебу. Фадеев тогда был в отставке и жил на свою небольшую пенсию. Он уехал в Петербург 25 мая 1872 года и стал помещать в черняевском “Русском Мире”^[34] ряд статей под общим заглавием “Чем нам быть”, изданных затем отдельной книгой^[35]. Весну 1873 года Фадеев провёл в Деревеньках, имении князя Барятинского, а к лету приехал в Одессу к сёстрам».^[36]

Одесский адрес семейства в 1871 г.

Итак, дядя Е.П.Б. в период с лета 1870 г. по май 1872 г. снимал комнату по соседству с сёстрами и поздними вечерами заходил к ним поужинать и побеседовать. Слова про «комнату в 3-м этаже ближайшего дома» определённо позволяют заключить, что в течение этого времени адрес семейства не менялся. А возможно ли установить, где они тогда проживали?

Из содержательной книги одесской исследовательницы О.В.Богданович «Блаватская и Одесса» мы узнаём, что вскоре после отъезда Р.А.Фадеева в доме, где проживали сёстры, появился новый владелец, по фамилии Гааз (прежний владелец, Иоганн Ансельм, умер в январе 1872 г.). Тогда же они дали объявление в газете «Одесский вестник» (21 июня 1872 г.) о поиске новой квартиры, указав свой адрес: «Спросить на Полицейской улице, в доме Гааза, во втором этаже, в квартире г-жи Витте».^[37] Так что именно здесь они недавно провожали – и, соответственно, двумя годами раньше встречали – любимого брата-генерала. Здесь же они опять увиделись с пропадавшей неведомо где племянницей-путешественницей. И в первые седмицы после Пасхи 1871 г. вместе переживали перипетии еврейского погрома.

Из квартиры на Полицейской улице сёстры в тот раз не съехали. В начале сентября в том же доме Гааза открылся магазин чернил г-жи Себир^[38]. Эта дама была спутницей Е.П.Блаватской в Каире весной 1872 г.; в письмах Е.П.Б. к А.П.Синнетту читаем: «Г-жу Себир с обезьянками я отправила вперёд, так как от Александрии до Одессы всего четыре или пять дней»^[39]. И в эту же квартиру опять приехала Е.П.Блаватская, указавшая в одесском письме (26.12.1872) вместе с адресом и номер этого дома – №36.

Доведя своё повествование до 1879 года, когда в Ростислав Фадеев очередной раз провёл в Одессе более полугода, Надежда Фадеева приводит интересную подробность: «В квартире его сестёр, за исключением первого года по приезде в Одессу, всегда была особая, свободная комната на случай его приезда. Комната эта была небольшая, с перегородкой; с одной стороны её Ростислав Андреевич занимался за письменным столом, с другой он спал. По поводу этой комнаты нельзя не вспомнить одной упрямой черты его характера. Он непременно настаивал, чтобы участвовать в плате за квартиру, и, несмотря ни на какие убеждения и отговорки сестры, заставлял её принимать ежегодно 500 руб. в уплату за комнату, что составляло половину всей квартирной цены. Случалось, что он целый год не приезжал в Одессу или что приезжал всего на месяц, на несколько дней, но эти деньги, несмотря на свои далеко не блестящие материальные обстоятельства, уплачивал каждый год самым аккуратным образом. В этом случае отговорить его или переспорить было невозможно»^[40].

Известно, что 31 октября 1868 года, вскоре после своего переезда в Одессу, сёстры проживали «на углу Ремесленной и Базарной в доме Беридо, №31».^[41] Будучи очень близок с сёстрами, Ростислав Фадеев отказался от родительского наследства в их пользу, а сам поселился в номере гостиницы в Петербурге, так как давно стремился продолжить свою деятельность в столице. При найме сёстрами первого одесского жилья, очевидно, ни у кого и в мыслях не было, что энергичный 44-летний генерал может вскоре оказаться в отставке. Однако затем положение стало меняться, и, очевидно с учётом этого, со второго года сёстры переехали в более просторное жилище, где была предусмотрена особая комната на случай приезда брата. С тех пор нанимаемая ими одесская квартира служила для всех них, как и в прежние времена, общим родным домом. Это не менялось и тогда, когда сёстры переезжали в другое помещение.^[42]

К первому приезду Р.А.Фадеева в Одессу уже шёл или вот-вот должен был начаться третий год проживания сестёр там, так что предназначенная для него комната существовала уже около года. Мы читаем, что она всегда была устроена одинаково и вполне его устраивала: там он спал, занимался и встречался с теми, кто к нему приходил. Что же могла означать формулировка «в квартире его сестёр на этот раз не было удобной для него комнаты»?

Очевидно, всё дело в том, что Р.А.Фадееву непременно нужна была отдельная комната, а «на этот раз» в квартире сестёр это почему-то не получалось. Мы видим тут всего два возможных варианта: либо там в это время кто-то гостил, либо сёстры ждали приезда кого-то, кого они не могли не принять у себя в этой единственной комнате, которой не пользовались сами. Предположение, что генерал предпочёл снять комнату в соседнем доме, с тем чтобы многочисленные посетители не мешали его родным, не кажется нам убедительным, и вот почему. Прежде всего, читателю непременно сказали бы об этом, отмечая в очередной раз его заботливость и деликатность. Кроме того, в дальнейшем Р.А.Фадеев продолжил бывать в Одессе едва ли не ежегодно, не меняя своих занятий и образа жизни, и при этом больше ни разу не сообщается, что он остановился где-то ещё, кроме как у сестёр.

Кем мог быть этот кто-то, кому Ростислав Фадеев был готов предоставить – а весной 1871 г. точно предоставлял – свою комнату, сняв для себя помещение в соседнем доме, догадаться не очень сложно. Вряд ли мы ошибёмся, если скажем, что, когда Е.П.Блаватская добралась до Одессы, эта комната её ждала. К слову, написать своё одесское письмо (26.12.1872), сохраняя это в тайне от родных, она могла только располагаясь в отдельной комнате – судя по всему, той же самой, что и в первый свой приезд.

Почему адресат у одесского письма Е.П.Блаватской (26.12.1872) оказался не тот

Когда Е.П.Блаватская первый раз гостила у тётушек в Одессе и Р.А.Фадеев вечерами заходил к сёстрам поужинать и побеседовать, генерал, конечно же, делился какими-то своими планами и проблемами, упоминая петербургские знакомства и хитросплетения разных интересов в российских верхах. Перед недавним уходом в отставку Р.А.Фадеев, как уже упоминалось, состоял при Министерстве внутренних дел (в 1868–78 гг. министр А.Е.Тимашев). По свидетельству его сестры, он был в хороших отношениях с генералом Н.В.Мезенцовым^[43], который помогал ему добиться разрешения в Петербурге после начала Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. на поездку для помощи Сербии.^[44] В пасхальную седмицу 1871 г. основное внимание в семейных беседах должны были занимать происходившие в городе беспорядки и новости о них, которые Р.А.Фадеев получал от одесских знакомых, в том числе и высокопоставленных. Поскольку Н.В.Мезенцов с 1864 г. был управляющим III Отделением и начальником штаба корпуса жандармов, то имя его и должность не могли не звучать тогда в домашнем кругу. Полтора месяца спустя, 17 мая 1871 г., он стал генерал-адъютантом с отчислением от занимаемой должности^[45], однако Е.П.Блаватская, очевидно, не знала об этом до конца 1872 года. Это вполне объясняет, почему её одесское письмо (26.12.1872), написанное ею в следующий приезд, которое она никому не показывала и ни с кем не обсуждала, было адресовано Мезенцову, с указанием на конверте прежней его должности.^[46] В формулировке из этого письма про «Генерала Фадеева, известного Вашему Превосходительству военного писателя», безусловно, отразилось то, что она прежде слышала сама от своего дяди.

Вместо заключения

Интересно проследить тут одну из цепочек причин и следствий. Из-за того, что адресат в том письме оказался не тот, Е.П.Блаватская обратилась за содействием к начальнику одесских жандармов, и в результате он отправил собственное отношение (донесение) петербургскому начальству. Несмотря на это, предложение Е.П.Блаватской оставили без ответа, так что, по заведённому порядку, письмо её подлежало скорому уничтожению. Однако из-за донесения одесского жандарма это архивное дело со всеми сопутствующими документами надлежало хранить, и в итоге оно в целости дошло до нашего времени. Наряду с рядом неизвестных ранее подробностей из жизни Е.П.Блаватской, в этом письме обозначено ключевое обстоятельство её замужества 1849 г., никем и нигде больше не упоминаемое.^[47] Благодаря этому перед нами открывается возможность собрать рассыпанные в разных источниках намёки и недосказанности на эту тему в единое целое. По прошествии 175 лет уже возможно это сделать, не затрагивая чести никого из давно почивших и действовавших тогда лиц.

Факт пребывания Е.П.Блаватской весной 1871 года в Одессе, до сих пор не замечавшийся исследователями, наряду с данными из архивного дела, связанного с её одесским письмом (26.12.1872), дают основания предполагать, что уточнения в российской части биографии Е.П.Блаватской, в том числе за период 1869–73 гг., на этом далеко не исчерпаны.